За последнее время неоднократно – в том числе на высоком международном уровне – ставится вопрос о состояние памятников культуры на территории Абхазии. Одноко, что сведения об их сохранности более или менее случайны, что грузинские специалисты – кстати, долгие годы занимавшиеся их изучением и реставрацией, уже 20 лет лишены возможности, ознакомится с положением вещей на месте дает достаточное основание для тревоги.
Особенно взволновали и специалистов по культурному наследию и широкую общественнотсь материалы о работах, проведенных в Илорском храме св. Георгия, важном как с художестенной, так и исторической и религиозно-церковной точки зрения – ведь Илори в течении веков был одным из важнейших центров духовной жизни христиан всей Западной Грузии. Результаты последнего «обновления» столь очевидно плачевный, что обсуждать их нет надобности – заштукатуривание фасадов, надстройка «купола» – все это в духе «русского» стиля XIX века, – ниже всякой критики.
По стороннему взгляду, вероятно, непонятно, почему этот единный случай вызывает такую тревогу и столь резкий протест. Причина очень проста – грузинским ученым, общественным деятелям, политикам, хорошо известно к чему приводили подобные «мероприятия» в прошлом и имеют все основания полагать, что судьбу Илори могут разделить и другие памятников прошлого.
Быть может, наиболее наглядные примеры, напоминающие, чего можно ожидать – храмы во имя Пресвятой Богородицы в Бичвинта (в течении веков кафедра главы церкви Западной Грузии) и Дранда. Первый был лишен конусообразной кровли купола – явного показателя южнокавказской, в частности, грузинской архитектуры! – портиков (связывающих церкви Абхазии с северо-восточной грузинской исторической провинцией Кахети) и, конечно, здание полностью оштукатурили. В Дранда пробиваются новые проемы, опять таки все покрывается толстым слоем штукатурки, куполу же – «реставраторы» не знали, что архитектура Дранда в основном ранневизантийская, с небольшими южнокавказско-грузинскими «примесями»! – придана совершенно фантастическая форма с подобием «кокошников» русских церквей у основания кровли.
Нам скажут, что это обусловленно уровнем научных знаний того времены, неразвитостью методики и методологии реставрации. Конечно, эти факторы тоже имеют значение, но суть дела демонстрирует сравнение с Моквским храмом, обнавление которого произведено по воле и на средства светлейшего князя Михейла Шарвашидзе-Чачба. Его ремонтеры так же не смотри сохранить древные порта и надстроили балдахинчик над куполом, но, попытались возметить утрату прежных новым западным портиком, сохранили конусовидность крыши купола, попытались – к сожалению на значительно более низком – в художественном отношение, – воспроизвести на новой фасадной облицовке древние членения. Благодаря этому, несмотря на явные потеры, в Мокви не произашло принципиальных изменений характера архитектуры.
Можно вспомнить еще востановление церкви св. Симона Кананита в Анакопия (ныне Новый Афон). Строители здесь так же сохранили древнюю фасадную кладку, постарались также не нарушить ее характер, по мере сил повторили убор шторных окон, но – крыша купола сделана сферической, что, опять-таки существенно меняет силуэт и, следовательно, облик храма.
Никто не сомневается в искренности религиозного чуства русских монахов, «заказчиков» ремонтов в Бичвинта, Дранда, Анакопия – кстати, новоафонским отцам все мы обязаны спасением большого числа резных каменных фрагментов, собранных ими в крепостной церкви Анакопия. Но вряд ли можно считать случайным, что в результат их деятельности каждый раз происходит «обрусение» архитектуры; вряд ли можно усомниться, что в этом отношении они действуют в полном соответствие с имперской политикой, совершенно неприкрыто ней равленной против «туземцем», кстати, и абхазцев. Факт и то, что глубокое благочестие у многих – не всех! – служателей российской церкви вполне сочеталось с велико державным – в частности, грузинофобскими – взглядами.
Еще один пример печальных последствий искреннего рвения – судьба Бедийского собора – его купол был разобран, большая же часть фасадной облицовки снята опять же русскими монахами с целью обновления поврежденного здания. Но события начала XX века помешали завершению их начинания, монахи ушли, древные камни пропали и вместо пострадавшей постройки мы получили – руины (Напомним, что таким же образом погиб храм Кабенского монастыря близ сел. Коджори в окрестностях Тбилиси).
Учитывая этот тяжелый опыт, принимая во внимание завидное постоянство российской кавказской политики, имеющей целью ассимиляцию народов Кавказа, видя действия российских священнослужителей, идущие вразрез с официальными заявлениями иерархов Московской Патриархии нас не может не настораживать любая активность в связи с состоянием древностей Абхазии.
Даже в тех случаях, когда охранные меры выглядят вполне профессиональными – как, видимо, работы в Лыхенском храме, – мы не можем не учитывать возможности полубессознательной тендециозности исполнителей реставрации, часто столь губительной политической ангажированности – ведь устранить следствии поновителем XIX века, скажем, в Бичвинта до конца не удалось и реставраторам XX века.
Именно поэтому действия, подобные «ремонту» Илорской так обеспокоила многих из нас; поэтому – никого ни в чем не обвиняя! – кажутся столь подозрительными слухи о повреждениях Бедийских росписей, причем как раз портрета царя Баграта; именно поэтому мы разделяем мнение о необходимости международного контроля над состоянием культурного наследия в зонах “заморошенных конфликтов» Южного Кавказа.
Ученный Совет Национального Исследовательского Центр по Истории Грузинского Искусства и Защиты Памятников им. Г.Н. Чубинашвили
По поводу “реставрации” памятников истории и культуры в Абхазии
За последнее время неоднократно – в том числе на высоком международном уровне – ставится вопрос о состояние памятников культуры на территории Абхазии. Одноко, что сведения об их сохранности более или менее случайны, что грузинские специалисты – кстати, долгие годы занимавшиеся их изучением и реставрацией, уже 20 лет лишены возможности, ознакомится с положением вещей на месте дает достаточное основание для тревоги.
Особенно взволновали и специалистов по культурному наследию и широкую общественнотсь материалы о работах, проведенных в Илорском храме св. Георгия, важном как с художестенной, так и исторической и религиозно-церковной точки зрения – ведь Илори в течении веков был одным из важнейших центров духовной жизни христиан всей Западной Грузии. Результаты последнего «обновления» столь очевидно плачевный, что обсуждать их нет надобности – заштукатуривание фасадов, надстройка «купола» – все это в духе «русского» стиля XIX века, – ниже всякой критики.
По стороннему взгляду, вероятно, непонятно, почему этот единный случай вызывает такую тревогу и столь резкий протест. Причина очень проста – грузинским ученым, общественным деятелям, политикам, хорошо известно к чему приводили подобные «мероприятия» в прошлом и имеют все основания полагать, что судьбу Илори могут разделить и другие памятников прошлого.
Быть может, наиболее наглядные примеры, напоминающие, чего можно ожидать – храмы во имя Пресвятой Богородицы в Бичвинта (в течении веков кафедра главы церкви Западной Грузии) и Дранда. Первый был лишен конусообразной кровли купола – явного показателя южнокавказской, в частности, грузинской архитектуры! – портиков (связывающих церкви Абхазии с северо-восточной грузинской исторической провинцией Кахети) и, конечно, здание полностью оштукатурили. В Дранда пробиваются новые проемы, опять таки все покрывается толстым слоем штукатурки, куполу же – «реставраторы» не знали, что архитектура Дранда в основном ранневизантийская, с небольшими южнокавказско-грузинскими «примесями»! – придана совершенно фантастическая форма с подобием «кокошников» русских церквей у основания кровли.
Нам скажут, что это обусловленно уровнем научных знаний того времены, неразвитостью методики и методологии реставрации. Конечно, эти факторы тоже имеют значение, но суть дела демонстрирует сравнение с Моквским храмом, обнавление которого произведено по воле и на средства светлейшего князя Михейла Шарвашидзе-Чачба. Его ремонтеры так же не смотри сохранить древные порта и надстроили балдахинчик над куполом, но, попытались возметить утрату прежных новым западным портиком, сохранили конусовидность крыши купола, попытались – к сожалению на значительно более низком – в художественном отношение, – воспроизвести на новой фасадной облицовке древние членения. Благодаря этому, несмотря на явные потеры, в Мокви не произашло принципиальных изменений характера архитектуры.
Можно вспомнить еще востановление церкви св. Симона Кананита в Анакопия (ныне Новый Афон). Строители здесь так же сохранили древнюю фасадную кладку, постарались также не нарушить ее характер, по мере сил повторили убор шторных окон, но – крыша купола сделана сферической, что, опять-таки существенно меняет силуэт и, следовательно, облик храма.
Никто не сомневается в искренности религиозного чуства русских монахов, «заказчиков» ремонтов в Бичвинта, Дранда, Анакопия – кстати, новоафонским отцам все мы обязаны спасением большого числа резных каменных фрагментов, собранных ими в крепостной церкви Анакопия. Но вряд ли можно считать случайным, что в результат их деятельности каждый раз происходит «обрусение» архитектуры; вряд ли можно усомниться, что в этом отношении они действуют в полном соответствие с имперской политикой, совершенно неприкрыто ней равленной против «туземцем», кстати, и абхазцев. Факт и то, что глубокое благочестие у многих – не всех! – служателей российской церкви вполне сочеталось с велико державным – в частности, грузинофобскими – взглядами.
Еще один пример печальных последствий искреннего рвения – судьба Бедийского собора – его купол был разобран, большая же часть фасадной облицовки снята опять же русскими монахами с целью обновления поврежденного здания. Но события начала XX века помешали завершению их начинания, монахи ушли, древные камни пропали и вместо пострадавшей постройки мы получили – руины (Напомним, что таким же образом погиб храм Кабенского монастыря близ сел. Коджори в окрестностях Тбилиси).
Учитывая этот тяжелый опыт, принимая во внимание завидное постоянство российской кавказской политики, имеющей целью ассимиляцию народов Кавказа, видя действия российских священнослужителей, идущие вразрез с официальными заявлениями иерархов Московской Патриархии нас не может не настораживать любая активность в связи с состоянием древностей Абхазии.
Даже в тех случаях, когда охранные меры выглядят вполне профессиональными – как, видимо, работы в Лыхенском храме, – мы не можем не учитывать возможности полубессознательной тендециозности исполнителей реставрации, часто столь губительной политической ангажированности – ведь устранить следствии поновителем XIX века, скажем, в Бичвинта до конца не удалось и реставраторам XX века.
Именно поэтому действия, подобные «ремонту» Илорской так обеспокоила многих из нас; поэтому – никого ни в чем не обвиняя! – кажутся столь подозрительными слухи о повреждениях Бедийских росписей, причем как раз портрета царя Баграта; именно поэтому мы разделяем мнение о необходимости международного контроля над состоянием культурного наследия в зонах “заморошенных конфликтов» Южного Кавказа.
Ученный Совет Национального Исследовательского Центр по Истории Грузинского Искусства и Защиты Памятников им. Г.Н. Чубинашвили